Иванов-Снежко Д.П., 2008|
CAPICUA* Антонио Аларкону Симметричный год в середине жизни. Новости держат нас в курсе основных катастроф, на этом фоне, присутствуя на собственной тризне, становится как-то неловко за чувство и стройность строф. Так что оставим пепелище любви, потому что это всё равно сильней, чем сияющая зола остывших слов, когда два сердца, всё друг другу отдав, сгорели ради ответа, прикроем молчанием зрелище их мослов. Оставим. И вернёмся к отложенному турниру, после такого жаркого лета любая игра легка, сядем на кухне, ты поставишь бутылку вина, chorizo, немного сыру, и расставим на клетчатом поле оставшиеся войска. Пауза была долгой. Каждый из нас был занят, уйдя с головой в непредсказуемый миттельшпиль, из правил которого ясно одно: калечат и ранят даже тогда, когда ты уверен, что полный штиль, и даже те, кто одет в твой цвет и стоял с тобой рядом... как хороша детерминированность доски, которую всю можно окинуть внимательным взглядом, и знать, что тебе никогда не изменят твои редеющие полки. Точно знать, чего ждать от солдат, конницы, офицеров своих и чужих, где твоя половина, где — нет, и контингент крепостей состоит из одних берсеркьеров, а визирь твой безразличен к звону монет. Что сюжет состоит из честных и неизменных правил: не открывай короля, не заходи без защиты фигурой в глубокий тыл кроме как ради манёвра, за который ты её ставил, и успей наверстать, пока главной атаки пыл не остыл, помни на каждой стадии, кто чего стоит, значение качества к эндшпилю возрастает, позиции же — не факт, — зависит от инициативы того, кто строит партию, когда в ней наступит последний акт. Нехитрый набор законов чёрно-белого мира, вот ещё один: активность короля в игре должна расти до победы, или созданья из пешки спасительного кумира, или пока все, кто был с ним, не оказались в чужой горсти. Итак, к барьеру! Посмотрим, что мы умеем, и что мы ценим, куда привела нас филогенеза стезя... ты знаешь, я последнее время как можно быстрее предпочитаю разменивать ферзя на ферзя: то ли фигура, стоящая слева, слишком мобильна, без неё как-то сразу становится проще, ясней игра, то ли Гроссмейстер за тридцать пять лет слишком обильно дарил меня правом на жертву, и приходит пора собирать со стола судьбы их мною ожившие камни — крошки в ладонь для безымянных синиц, меня оставляя кронпринцем в изгнанье, как Крамник, пред одним Его разлинеенным полем склонявшимся ниц, и между тем, идущий по линии квази-военной карьеры в воюющем мире, где всё бывает однажды, и даже роз небесных ливень воспринимают естественно, как офицеры — очередные погоны, и превращают в курьёз, я делаю ход за ходом. Стеснённый в средствах на этом плато уступает тому, кто пишет себе правила сам, что одних приподнимает, другим не сходит с рук с детства, а значит, и идти каждому по своим полосам: прохожим, или, укрепив недвижимостью житейские фланги, узнающим погоду через тонированные шоры трёхсотжильных коней; преследуемым в своём сердце, или ломающим прикладом фаланги... строителями новой жизни, или одним из отброшенных ими камней. Конституирующим доминантность самцов в культурном прайде сотнями масок кажется, как изыскан, как замысловат сюжет, но на каком бы это кино ни застопорить слайде, ясен один, всегда один и тот же ответ. Dios escribe recto con renglones torcidos**. 14.11.2002
|
Иванов-Снежко Д.П., 2008