ГЕКАТОНХЕЙРЫ  I



1

Полдень, расплавленный полдень возлёг на чарующих долах Приневья.
Город затих, и небесный шатёр опустился на древние камни.
Злато святых куполов льётся на тихие воды,
Сонмами солнечных брызг весь эфир наполняя.
Там, на далёком брегу, — шпиль, вознесённый над окрест лежащим простором,
Будто предостерегающий перст в сторону вражеских ратей —
Перст, указующий путь кораблям дружелюбным
В светлую гавань для отдыха, торга и празднетств.
Ангел на шпиле, витые лучи от сверкающих граней его стаей птиц отлетают,
Переливаясь на бронзовых станах купальщиц,
Стен крепостных, словно светом улыбки, касаясь,
Птаха наместников острый зрачок шевеля.
Площади, полные зноя медовым отваром,
Струи фонтанов хрустальным лобзанием студят,
Радуг всецветных рождая крутые изгибы
И созидая прохлады манящей чертоги.
Скованный дрёмой, недвижим спит град раскалённый,
Только мосты чуть дрожат от упругих пульсаций,
Напоминая огромные кольца Пифона,
Бурный поток перевившие и уходящие в землю.
Вечный рыбак ловит рыбу и тут же пускает обратно,
И наблюдает движенье кругов в терракотовом русле,
Плавным теченьем стирает река все волненья,
Плещется туне о пристань, к граниту вовек не пристанет...
Там, где средь стройных дерев отдыхают богини Пальмиры,
Там, в сердце кромлеха, россами потом и кровью воздвигнутом древле,
Полдень возлёг, на червонной спустившись купели,
Кроны смарагдов севера пологом неба качая.



Июнь-декабрь 1989 г.




2

Вечерами бродил по безлюдным мостам Петербурга,
И шафранные зори томились в небесных туманах,
Исаакия купол, как древний шелом демиурга,
Рассекая туманы, пронзал светлый луч Ахернара.

Поднимался по стёртым ступеням забытых часовен,
Слушал вечное эхо когда-то рождённого плача,
Колокольные сны растворяются ветрами с моря
И уносятся к Ладоге, к тем, кто издревле рыбачил.

И уносятся дале, к узорочью тысячи русел,
И сливаются с песней могучего кириалана,
Свои крепкие струги по рекам мерцающих бусин
Проводящего биться с волной самого океана.

От замшелых беармских чащоб и болот, где лишь редкий
Чахлый скит над излучиной никнет, как ворон над виром,
Испаряются росы и смрад ароматный и едкий
И питают ветра той подлунной страны эликсиром.

И, достигнув предела, черпнув тёмных чар Йотунгейма,
Среди гор, заскорузло загнувшихся луками к небу,
Мчат, прияв от слепого кудесника новые клейма,
Вспять стрибожии кони во упряжь приневского Феба,

И с приходом рассвета, смыкая стальные вериги,
Их смиряет колосс в колеснице великого града,
Но чертам Византии и Рима двуликой квадриги
Будут только при свете сопутствовать взоры Паллады.

Ночь грядёт и раздует безумные, дикие гривы,
Разорвав ненавистной невольничьей доли подпругу,
Вспенив буйные воды реки и морского залива
И качнув колоколен безмолвных извечную тугу.

Город ждёт, замирая, исхода последнего часа.
Город-сфинкс, с чревом полным костями рабов, ждёт ответа...
Город-феникс надежды внять правде Супружнего гласа
И восславить победу безмерно желанного света.

Город каменных ангелов, чьи неподъёмные крылья
Только хладные воды Невы трепетать заставляли,
Здесь четыре ростральные девы объятья раскрыли
И застыли навеки, раскинув чугунные длани.

Здесь в дворцах и трущобах от тягостного нетерпенья
Люди, спутав заветное Слово и жар многих пламен,
До скончания века влачат трудный путь искупленья...
Время ткёт сети спудные трещин на мраморе рамен.

Здесь бродил вечерами, здесь принял и радость, и раны,
Здесь узрел отраженья простёрсшихся крылий Сирина
Меж приколотых золотом к небу соборов и храмов,
Вознесённых над плауном тундр полунощного Финна.



Декабрь 1991 г. — 1 мая 1993 г.




Иванов-Снежко Д.П., 2003