ВЫЙДЯ ИЗ ЛАБИРИНТА



Сильный осенний ветер стучит кровельной жестью,
Буйствует на перекрёстках, налетая из подворотен,
Пузырит пиджаки и юбки, и полосатые тенты,
Швыряет горстями в лица воспоминанья лета.
В нашей стране одни светофоры следят за порядком.
Денег хватает только для пеших прогулок.
Внимательно глядя вперёд, я иду наугад
Бодрым сосредоточенным шагом, как будто по делу.
На молочных морях Киноцентра ежевечерне
«Титаник» любви встречается с айсбергом жизни,
А рядом иллюминаторы белой «подводной лодки»
Под парами великой работы не гаснут и ночью.
На бензоколонках стоят молодые атлеты,
Заправляют свои «мерседесы» российской валютой,
Их свободные от «низких мыслей» о хлебе персоны
Подобны собранию римских интальо третьего века.
Над глянцевым ликом реки, спелёнутой камнем,
В молитве неостановимо текущих огней склонились мосты.
Шум good year и bridge stone бьёт порывами времени в парус груди.
Стрелки весов встреч и прощаний остановились на полдне.

Столица играет карбункулом в гальке прибоя.
Открытые настежь шкатулки гостиниц и баров,
Банки, где осели друзья, слагавшие вирши,
Цирюльни, муар ателье и стекольные копи аптек
Смахивают вуаль призывной улыбки, проведав, —
Я не их посетитель, и провожают презреньем.
К вечеру рынки, где трудятся днём инженеры,
Пустея, напоминают птичьи базары,
Над ними нескончаемый радио-праздник FM
Взмывает порой сброшенным ярким пером.
Нищие дети, как опустевшие гнёзда, святые старухи,
Дудками грудей выкормившие страну, превращённую в пепел,
И вытолканные взашей, но и теперь не без пользы
Её очищая от грязи и незаметно, как крысы,
Стукаясь тупо о борт, относят бутылки без писем.
Ночные герои метро и троллейбусных парков
В масле, в робах цвета россомашьего меха,
Ключари электрической резиденции — нового Кносса —
В депо и тоннелях позвякивают инструментом, звенящим
Одиноким стаккато (если взять в нарушение правил)
Первой бемоли тридцать шестого такта
Восьмой клавирной прелюдии Баха —
Проблеском солнца — веком Перикла в тучах нашествий.

Вечер в городе пахнет остывающим камнем.
Я иду наугад, и всё же одно несомненно, —
В мои строки ложится последняя осень тысячелетья,
И жизнь — как удивительный дар, что редкостней этого счастья?!

Скоро горы. Справа — Девичье поле,
Где молчат те, кто может поведать живым так много о жизни.
Теперь они вместе — теперь они вместе?
Хватит ли, как считал Прокл, у их солетонов,
Сейчас отчасти блуждающих в недрах,
Отчасти в грунтовых водах, в травах, в небе... каждый,
Храня в себе знанье обо всех остальных,
Составлявших когда-то единое живое тело,
Хватит ли у всех них энергии преодолеть силы вакуума
Лежащей к тому моменту в пралайе Вселенной
И воскреснуть? Но скоро горы, и город
Виден с них весь магрибским ковром драгоценных огней.

Строки переправляют поэзию волоком тысячелетий
Через единожды данное бесконечно новое время.
В жизни всё меньше событий, всё больше текста —
Рисовая бумага судьбы почти вся на исходе.
Я могу идти наугад, смеяться, как белый всадник, ничем не тревожась,
Не оставляя следов, не управляя миром,
Пока тексты лежат offline, возмещая карmу.

Вдоль набережной гирлянда кафе на воде.
Люди садятся за ужин, сажают напротив удивительных женщин,
Качаясь на волнах, порой чуть касаются их поставленных ровно коленей,
Листают меню, шутят, не замечая круга ветра,
Поглядывают за окна в вечерний обсидиановый мир,
Где проносятся искры машин, и идет прохожий.

Впереди залитый светом мост парит над рекой.
Мосты схожи со строками, ведь имена потокам дают переправы.
На том берегу, по левую руку, остаются столбцы названий,
На не по фигуре малом борту корабля новой России
Пионер-император протягивает небу какой-то список,
Врастает в землю группа железных вождей,
Внедривших в жизнь свои железные мысли,
В парке вестника бури, напротив генштаба
Торчит отполированной костью в горле
Самый дорогостоивший одноразовый аттракцион красной империи,
Центр искусства кубится углами того, что ему себя противопоставляет,
И надо всем этим высится шпиль венценосной звезды Универа.
А на другом берегу — чистый лист огромного храма
Белеет форпостом зимы и вечного рождества.

В начале четвёртой декады ничем не обременённой жизни,
В которой сильный осенний ветер развеял все песни лета,
Мир пронзительно близок и как-то особенно хорошо устроен.
Только с кем перемолвится словом вышедший из лабиринта?..



27.11.99.




Иванов-Снежко Д.П., 2003