06.04.97.
25.05.97.
30.06.97.
11.07.97.
23.08.97.
11.09.97.
23.12.97.
18.01.98.
29.06.98.
17.09.98.
10.10.98.
23.11.98.
17.12.98.
11.04.99.
11.08.99.
22.09.99
31.12.99.
|
До окончания тысячелетья
осталась тысяча дней, включая сегодня.
Что делать, знанием этим владеющему?..
Возможно, те же чувства
испытывает дату рожденья узнавший,
или узнавший дату смерти,
последнее же, что человек при смерти
видит — есть жизнь,
как утверждают кроссворды.
Да, мне бы хотелось окинуть взором
жизнь Земли, прошедшее время,
все события уходящей тысячи лет
без исключенья.
И ещё мне бы хотелось,
последнюю тысячу дней листая,
испытать в себе жизнь всех людей умерших,
всех тех людей, кто ещё родится
и всех людей, живущих на свете.
Если бы это было возможно
в полной мере, то эти строки
как, вероятно, и любые другие
никогда бы не появились.
Если бы это было возможно
частично, то эти строки,
вероятно, пришлись бы кстати
тому, чьё желанье было бы схоже.
Но в мире возможно и то, и другое.
В мире возможно такое богатство,
что, представляя его, я теряю дыханье,
представляя это богатство жизни,
я останавливаюсь над строкою.
Сегодня день, когда все часы мира
переведут назад на минуту.
Я сделаю это сейчас же
и проживу ушедший миг снова.
Но всё же, прежде чем это сделать,
я думаю, как мне распорядиться
этой секундой двойной, и решаю
её посвятить короткой молитве:
Господи, пусть все дыханья мира
будут благословенны,
Господи, пусть все дыханья мира
будут благословенны.
Возвращаясь на Марс, люди делают снимки,
снимки обходят все телеканалы,
отпечатки бактерий и поверхность планеты
сегодня в ряду последних сенсаций,
но кто из нас, глядя на эти кадры,
увидел в них грядущее наше, —
так будет выглядеть наш нынешний дом,
когда Солнце ещё подостынет.
Вот так невзначай и сбываются грёзы, —
четыреста тысяч братьев в Париже
за руки взялись единым охватом
и обняли Землю, «как мать — её дети».
Мир не станет для тебя благодатью,
пока ты не станешь благодатью для мира.
Поэтому нужно (перефразируя Грантхавали)
жить так, чтоб незачем было жить снова.
Я вижу пьесу в летнем театре,
зал в полумраке постепенно пустеет,
зрители с дальних рядов выходят
почти неслышно, оставляя программки,
другие садятся ближе к сцене,
где больше света, игра, движенье...
но свет софитов мерно слабеет,
и те, кто остался, садятся всё ближе
к рампе, меняя место от ряда к ряду,
а всех рядов — семь
и семь десятков,
и семь ещё сотен
в открытом театре.
Сегодня под вечер, накануне Крещенья
мы узнали, что где-то в Техасе
сделано открытие филотезина,
и мы — на пороге «тысячелетнего царства».
Клеткам нашего тела боле
уже не надобно Воскресенья,
не надобно чуда, теперь мы сами,
посредством науки будем бессмертны.
Будем бессмертны и бесконечны
во «времени долгого управленья»,
Господи, поистине — Свет Непреступный,
ужель мы Тебя стали столь недостойны?..
Или и в этом есть Твоя милость,
ведь не для того же, чтоб играть в теннис
на старости лет (бесконечной)
нами обретена эта возможность?
Или и в этом Твоя награда,
за то, что жизнь на Земле сделали лучше,
и потому людям больше не нужно
будет сходить на чистилища круги?
Я думаю о городах, по которым
сегодня можно ехать часами,
о городах, очертания коих
простираются до горизонта.
Земля укрыта их камнем так плотно,
что средь целых кварталов нет ни травинки.
Эти бледно-серые осьминоги,
подобные огромным гекатонхейрам,
скрываются в сгустках чернильного смога
и тянут щупальцы трасс всё шире.
Скоро, осталось совсем недолго,
они сплетутся в общем узоре,
эти огромные осьминоги,
и образуют город — Землю.
Жаль, что, в отличие от осьминогов,
мы, спеша, так и не научились,
меняясь, не изменять вокруг мира.
Моё сердце — церковь всех святых.
Где все они — вместе, где всем им — радость.
И мне, порою, бывает странно,
как такое великое братство
может жить в столь малом пространстве,
уместиться в одном человеческом сердце.
Но иногда я думаю, Боже,
не прекратится ли это со смертью?
Когда на дугу колесницы неба
ложится тень стопы Фаэтона,
и юная дева в венце терновом
с шипами — вовне уносит факел
черезчур далеко от своей «девичьей»,
так что он уж почти не в силах
осветить её собственный «чистый город»,
а старая дева бряцает отаном,
желая дать знать, что она в полной мере
готова держать на себе равновесье
и распоряжаться в доме соседа, —
от жёлтых вод до Белой России
и славных стран собираются силы
и мудро пекутся об общем мире
под незаходящим Солнцем Духа.
Перекрестие линий Канберра — Рейкьявик,
мыс Зелёный — мыс Дежнёва —
центр Восточного полушарья,
географический центр его суши.
Именно в этом полюсе мира
находится город «купол Ислама»
на благословенном просторе, восемь
тысяч лет бывшем людям домом.
Восточное полушарие нашей планеты
суше, — в нём больше места, запасов для жизни,
пёстрых рынков и езженных трактов,
в нём все поневоле друг другу соседи.
И даже теперь, когда I-net’а
пелена опутала почти всю Землю,
к рулевым доходит из гипер-мира,
что расстояния определяют тарифы.
Данности эти пребудут дотоле,
покуда не сменит Земля очертаний,
но есть те, кто должен и сейчас уже думать,
о времени, когда нас станет вдвое больше.
Отсюда видно, что заинтересован
меньше других в многополюсном мире
тот, чей полюс окажется дальше
от остальных в группе соседей.
И вот мы видим, что на выселках мира
решенье проблем ищут бомбометаньем,
и сегодня под небом Ирака гибнут
ни в чём неповинные, мирные люди!
Те, кто в этом виновны найдут наказанье,
поскольку Земля — место возмездий.
Последняя пасха тысячелетья
звучит радостным колокольным звоном
и златоустою литургией, полночь,
а в сердце моём — сполохи света
льются ризами «Алиллуйи»,
все молитвы и скорби мира
совершились, «Христос воскресе!»
Вот мы и пережили сегодня
предсказанный Нострадамусом конец света,
он продолжался две с половиной
минуты в виде затмения Солнца.
Однако нас конец света коснулся,
так сказать, не в полную силу,
поэтому мы волей-неволей
за ним наблюдали по телеэкрану.
Плимут — Будапешт — Тегеран — Дели
в этом смысле были б удобней,
в Москве же весь день ни клочка сини
не было видно за облаками.
И вот началась последняя сотня
дней второго тысячелетья.
Человечество в целом цивилизовалось
и это, как поёт Роджер Уотерс, — чудо.
Похоже, мы ныне и вправду едины,
каждый связан со всей ойкуменой
через дикторов радио, телевиденья, прессу,
Интернет и кино, телефон и книги...
И раз так, зло, причинённое одному человеку,
становится злом человечеству в целом.
Об этом, действуя в новом мире,
теперь всем нам следует помнить.
Ведь зло никогда добром не станет,
и если, Господи, я Твою волю
понял верно, если праведно я пою, то знаком
пусть мне будет это виденье света.
Вот и канун. Конец эпохи,
конец ХХ-го века, II-го тысячелетья.
Земля нынче вечером напоминает
ярко раскрашенный рождественский шарик.
От Тайланда до гринландской тундры,
от чилийских Анд до болот Таймыра
во всех домах готовится праздник,
и все люди Земли в этом едины.
Быть может, всё, чего мы достигли
за прошедшую тысячу лет жизни,
это — большего знания друг о друге,
того, что мы стали несколько ближе.
Мы научились выныривать в космос,
расщеплять атом, расшифровывать гены,
клонировать жизнь, взрывать атоллы,
оживлять умерших, поворачивать реки...
Родные кудесники, что же дальше?
Как остановить курс «большой дубинки»,
накормить голодных и одеть бедных,
сделать так, чтоб смена власти в России
стала предсказуемой волей её народа,
как вразумить ради Аллаха
убивающих созданья Аллаха,
как упастись от бурь и наводнений,
не перегреть атмосферу?
Сколько молиться, чтоб наша планета
не стала нам местом самоубийства?
Как сделать так, чтоб век грядущий
стал счастливей уходящего века?
Сегодня на стыке тысячелетий
я, прожив на Земле 33 года,
молюсь, чтоб всё, что мы делаем стало молитвой,
а Отец Небесный не поставит точку,
пока не спасутся все.
Building date: 31.12.1999 Building time: 21:45
|
Иванов-Снежко Д.П., 2003